Знакомство в г.котово

Автор: Perana

У меня не было выбора. Но у варлама шаламова вдруг встречаю такую мысль, что лагерный опыт никому не нужен. Лагерный опыт нужен только в лагере. И все же. Если жизнь становится понятной, когда получает завершение, после смерти, то, наверное, так и с идеями. Живой миф не поддается анатомированию, он постоянно где то прорастает. Мертвый миф застывшая фотография родивших его поколений. Первые, наиболее простые, доступные стадии отречения и надругательства над мифом социализма мы прошли. Настало время его пока еще пристрастного слишком рядом! Но уже исследования. Каждый задает себе этот вопрос, спрашиваем друг у друга что же с нами было? И разве об этом мечтали все утописты мира? У коммунизма был безумный план переделать нас. Переделать человеческую природу, изменить старого человека, ветхого адама. Гомо советикус человек, которого вывели в лаборатории марксизма ленинизма, на одной шестой части суши. Признаемся это мы. Слово русский привычно соединяли со словом советский. Хотя это не всегда было так как.

Какой он был на улице и дома, в театре и на площади, в школе и на фронте, в родильном доме и на кладбище. В крике и в шепоте. В искреннем доносе и стихах. Я торопилась запечатлеть, казалось бы, знакомые лица какими они были поколения революций, репрессий, оттепелей, застоев. Лицом к лицу лица не увидать писал поэт.

Но в историческом отдалении есть свои опасности исчезнут подробности, детали, портреты, в которые уже нынче, когда все еще рядом, невозможно поверить, так они невероятны. И кто поручится, то через десять двадцать лет мы не начнем придумывать, ретушировать, забывать прошлое, устыдившись себя сегодняшних. Автопортреты всегда версии, а не фотографии. Почему в этой книге собраны рассказы самоубийц? А не рассказы обыкновенных советских людей с обыкновенной советской биографией? В конце концов, кончают с собой и просто от любви, одиночества.

Но советскими были знакомство и г.котово, знакомство и г.котово, белорусы и туркмены. Что то нас объединяло, несмотря на разницу культур и религий. В общем то все мы были опытным полем для коммунистической идеи. Теперь нам известно, что мы принадлежали к особому типу человеческой генерации, единожды возможному, неповторимому. Но этот тип скоро исчезнет, растворится в мировой цивилизации, в которую мы возвращаемся. Одни утверждают, что это трагический и прекрасный человек, другие с холодным отчуждением нарекли его совком. Как будто к неизвестным незнакомцам, в не к себе приглядываемся. Кто же мы на самом деле в свете истории и в свете не такой уж длинной человеческой жизни, однажды дарованной? Дети великой иллюзии или жертвы массового психического заболевания? Там, где еще совсем недавно в металле, в бронзе и бетоне возвышались полувоенные, полурелигиозные памятники большевистским богам, битый камень, матерщина на вздыбленных постаментах. Иначе не умеем. Одни выходят на улицы с красными знаменами, другие кричат им в спину проклятия. Красный цвет обречен быть кровавым. Симптомы социальной истерии, или, на языке медиков, проникающий невроз. Музыка распада. И я услышала их, именно их, разочаровавшихся и бессильных приспособиться. Что у них было? Лишь вера в светлое будущее, а сейчас и ее нет.